От «Жозефины» до спасительных узлов на сосудах
11.01.2023 15:32
Именно такой путь – от макраме до сосудистой хирургии – прошел доктор больницы имени Е. Е. Волосевич Михаил Анисимов
Поводом для знакомства стала его очередная декабрьская победа – в конкурсе «Профессия – жизнь». До этого в 2018-м (с коллегами отделения хирургии сосудов) Анисимов победил в конкурсе «Лучший врач года» в номинации «За проведение уникальной операции, спасшей жизнь человеку». В 2019-м стал лауреатом премии имени М. В. Ломоносова «За внедрение метода трансплантации почки в Архангельской области».
В общем, к сорока годам – «полет нормальный»: карьера, семья, дети, квартира, река, собака… О чем и мечталось.
Сегодня – пара историй из его жизни и некоторые мысли по поводу любимой профессии.
Почему – медицина?
– Мой дед по маме – Сергей Евгеньевич Драчев – был инженером на «Красной Кузнице». Отечественную прошел авиатехником-механиком. «В бой идут одни старики» был его любимым фильмом. Он не рассказывал о войне, но подтверждал: самое тяжелое в профессии авиатехников – ждать.
Вообще, нам с дедом повезло: нас никогда не ругали за шалости. Мы же с братом могли, например, ему соль в чай вместо сахара подсыпать… Дедово отношение к родным, работе, к реке, катеру, к семейным праздникам… передалось и мне.
Мне было десять, когда деда не стало. Он уходил в больнице, где я работаю сейчас. В последние дни меня старались не пускать к нему, но я понимал все, что происходило вокруг. Не помню дословно, что в те дни дед говорил маме, своей дочери, но я чувствовал, как много значили его слова. Меня буквально переклинило потом на этом – «словом» и «лечить».
К концу школы после какой-то передачи о хирургах появилась мечта о кардиохирургии. Еще в садике бабушка – Валентина Николаевна (она работала в «Архангельскгражданпроекте» проектировщиком инженером-сантехником) – обучила меня макраме – узлы вязать. Ту же «Жозефину». Мы и валенки в свое время шили-штопали. И это странным (или логичным?) образом переросло в медицину. Хирурги ведь тоже шьют…
Сам я не решался попроситься в первую городскую, где в те годы были высокие требования к хирургии. И по совету зав. кафедрой топографической анатомии Владимира Африкановича Ярыгина начал набираться хирургического опыта в ветклинике при СГМУ. Потом напросился в хирургию МСЧ-58 в Северодвинске. Потом был опыт дежурств в больнице Семашко с Владимиром Евгеньевичем Оловянным. А с третьего курса я уже дежурил с врачами первой хирургии в первой городской. Приняли меня очень здорово. Две хирургии – первая и третья – дежурили через сутки. В отделении Александра Анатольевича Кузнецова я старался не пропускать ни одно дежурство. К шестому курсу оперировал аппендициты, делал ПХО ран, мне позволяли выполнять и лапаротомии… Вовсю готовил себя к абдоминальной хирургии.
Не кардио-, так сердечно-сосудистый
Осваиваемая абдоминальная хирургия не перекрыла Анисимову мечты о кардио-
хирургии. Тем более что в те годы больница – с Игорем Черновым, Алексеем Шонбиным и Виктором
Еремеевым – двигалась в ней семимильными шагами. В 2005-м отделение как раз разделилось на кардиохирургию и хирургию сосудов.
Дело, можно сказать, решил случай, и не в пользу кардиохирургии: сердечно-сосудистый хирург
Валерий Михайлович Гореньков позвал Анисимова на операцию по поводу острого тромбофлебита. «Пойдем, покажу, как это делают сосудистые хирурги».
– Мы, абдоминальные, тоже такие операции делали, но – с другим подходом и – соответственно – с другим качеством. У абдоминальных хирургов работа масштабная. У сосудистых – небольшая ранка: все сухо, аккуратно, ювелирно. Поначалу мне даже показалось – скучно, монотонно. А потом я в это влюбился, – признался Михаил Анисимов.
Дома он пробовал шить всеми нитками, что были у бабушки. Но работать с живыми сосудами – не то же самое, что с неживыми тканями. Да и сшиваются сосуды по особым методикам. Доктор, конечно, пытался мне это объяснить: «края собираются на расстоянии, потом нить смачивается и стягивается. Задняя часть сшита. Главная задача – минимизировать травматизацию сосудистой стенки…».
Я мало что поняла. Зато уяснила, чем кардиохирург отличается от сердечно-сосудистого. Кардио – работа конкретно с сердцем. Когда, например, оно болеет на фоне атеросклероза и требуется формирование новых кровеносных сосудов миокарда. Или когда нужно разобраться с клапанами. Или сделать то и другое. Решить проблемы с аневризмой сердца или болезнью дуги аорты.
– Мы же, – рассказал Михаил Григорьевич, – работаем на том, что дальше от сердца, на всех участках артерий и вен. Ноги, руки, забрюшинное пространство, артерии, которые снабжают головной мозг…
Один – не воин
– Медицинская профессия подходит не всем. Банально звучит, но надо любить человека. Иметь сострадание. Уметь отдавать работе больше, чем семье. Быть обязанным ей. Уметь работать в команде, коллектив – главное. Один в поле (хирургии) никакой не воин.
Ты должен быть уютен коллегам, уживаться с людьми с разными характерами. Не-друзья в жизни должны быть друзьями в операционной. Надо уметь слушать и не обижаться, когда кто-то в сердцах, если что-то пойдет не по плану во время операции, выбросит эмоции. Чтобы чего-то достичь в профессии, надо любить много работать.
«Сантехнические» работы
Если коротко, распространенные проблемы пациентов сердечно-сосудистого хирурга: на фоне атеросклероза в просвете артериального сосуда формируются холестериновые отложения. Со временем они закроют просвет. При тромбофлебите, флеботромбозе просвет венозного сосуда закрывает тромб. Оба варианта могут привести к трагедии.
Что делать, чтобы этого не произошло? Вовремя разбираться с диабетом. Следить за холестерином, за давлением. Избавиться от курения, сидячего образа жизни, похудеть. Единственное, на что мы повлиять не можем, – наследственность.
А не делать ничего – ситуация пойдет по плохому сценарию.
– Мы оперировали аорты, которые как каменные, фарфоровые. И не в каждом случае получается с ними справиться. Сосуд – это труба. Здоровый сосуд – мягкий, как резиновая трубочка. В больном один фрагмент мягкий, другой, с бляшкой, – каменный. Наша задача – убрать бляшку и оставить артерию здоровой. Грубо говоря, действуем как сантехники, только – микроинструментами.
Через руку – в ногу?!
Сосудистая хирургия, как и почти все направления медицины, развивается столь стремительно, что даже сравнивать ее с тем, что было 20-30 лет назад, смысла не имеет.
Но живы еще больные, которым обидно: их оперировали с большими травматичными доступами, а сейчас есть ангиорентгенхирургия. Врачи попадают в артерию руки через прокол, доходят до нужного участка, контрастируют артериальное дерево – и видят проблему изнутри. Туда потом можно зайти с помощью специального инструмента и локально вылечить.
Представьте: вошли в руку – вылечили ногу. А могут войти через ногу – и устранить проблему в сердце или в голове. А еще работа в команде ангиорентгенхирургов и сосудистых хирургов позволяет выполнять гибридные операции. То есть технологии и качество инструментов стали настолько другими, что Анисимов, например, чувствует себя сегодня скрипачом, играющем на скрипке Паганини.
А еще, как рассказал доктор, прелесть сосудистой хирургии в том, что она допускает некоторое творчество: например, можно с помощью вены создать новое артериальное русло в конечности, где остановился кровоток. Творчество – в умении моделировать, кроить, шить – создавать новое.
А еще в сердечно-сосудистой хирургии результат виден мгновенно. При тяжелой ишемии бледная, синюшная нога разительно отличается от второй, здоровой. Хирург убирает источник проблемы – и буквально на глазах в конечность возвращается жизнь.
Некрасиво пришьешь – некрасиво приживется
Идея трансплантации органов в первой городской родилась еще при Волосевич. Уже тогда было понимание: пациентов с заболеваниями почек на гемодиализе можно и нужно «отвязывать» от дорогущего оборудования.
Сразу несколько хирургов больницы в Центре имени Шумакова в Москве обучились сначала органному донорству, потом – собственно трансплантациям. Начинала больница с родственных пересадок почек. Пришла и к забору органов у «живого-мертвого пациента». Наступает момент, когда болезнь (инсульт, например) берет свое, фиксируется смерть мозга, и человек может стать донором сразу для нескольких людей. Две почки, печень, сердце… «В одной семье – горе, в других – возможность спасения».
– Трансплантологом может стать любой хирург, – уверен Михаил Григорьевич. – Но нам в помощь – работа с сосудами. В хирургии все должно быть красиво. Некрасиво пришьешь – некрасиво приживется. Сделаешь красиво – все органы подружатся друг с другом.
Анисимов работал почти на всех операциях по пересадке почек. Свою первую самостоятельную сделал в 2019-м. …Был обычный вечер с семьей. И вдруг – звонок из больницы: есть донор. Почка подходит одной из наших пациенток. Готов? Готов! Операция прошла успешно.
История-гордость
Семь лет назад позвонила приятельница хирурга: «Ты на работе? Нашего друга подстрелили…».
Рана оказалась сквозной, с выносом фрагмента кости (стреляли в упор). Кровопотеря – огромная.
– Кто-то думает: «друг-хирург – мне повезло». Мне же внутренняя история в таких случаях мешает. Условно: вчера сидели за кухонным столом, сегодня встречаемся на операционном. И вся надежда друга – на меня. А не на медицину в целом.
Старший дежурный хирург (ситуация-то экстраординарная) считал, что речь должна идти об ампутации. У меня в голове билось «нет!» Помогли анестезиологи. Одна их фраза – «работай спокойно» – сразу изменила эмоциональный настрой.
Я шел на операции первым этапом. Вопрос стоял не только о возможной потере конечности, но и жизни. Нужно было как-то восстановить кровоток, состыковать раздробленные кости. Характер травмы предполагал высокий риск инфицирования. Требовалось протезирование: взять фрагмент вены, перевернуть (кровоток в ней идет по-другому) и превратить вену в артерию.
Повезло, что у нашего раненого артерия оказалась немного извитой – его личная особенность. Вытянуть ее – и дефект можно восполнить. Артерию восстановили. Вену ушили. Ногу завели. Ожила!
Дальше травматолог наложил аппарат Илизарова, чтобы стабилизировать кости. А я решил все-таки разобраться с натяжением. И так-то рана была неудобной, а тут еще спицы стали мешать. Но было ощущение: не сделаю – все пойдет прахом. Распустил анастамоз. Выделил артерию подальше и смог сшить ее уже без натяжения.
Приятель наш долго ходил с конструкцией в ноге. Потом в военно-медицинской академии ему сделали еще одну операцию (кости не хотели расти навстречу друг другу). Там и узнал, что шансов сохранить ногу у него было много меньше, чем потерять ее.
Продал катер – попал на операцию
В 2017-м я решил расстаться с любимым катером, чтобы частично возместить средства на ипотеку. С Соловков приехал покупатель, где-то в промзоне за Краснофлотским мостом мы погрузили катер на судно.
Я торопился на работу и шел – весь в телефоне, пытаясь поймать связь, чтобы вызвать такси. Вдруг услышал грохот цепи об асфальт. На меня, скалясь, несся огромный кавказец. Я отступал спиной. И налетел на двухсотлитровую бочку, которую кто-то словно вскрыл топором.
В общем, пес – на меня, я – на бочку. Рваные ее края разрезали мне обе ладони. Меня увидели рабочие из ангара. Вызвали скорую. Хорошо, бочка обошла магистральные артерии. Я даже смог позвонить жене и в больницу.
Травматологи все грамотно сшили. Но месяц я не оперировал, полная чувствительность в руках восстанавливалась еще дольше. Я даже думал, придется с хирургией расстаться и прикидывал, где смогу быть полезным – на кафедре или вообще в другой профессии. Чувство было, что руки у меня детские, а голова – взрослая.
Париж как аргумент
– У меня так получается, что, стоит о чем-то подумать, и мысли материализуются. В художественной школе, например, нарисовал дом-мечту, и квартира – вот она: с видом на реку, близко к работе, просторная, о какой и мечталось. Я ведь соломбальский, всю жизнь у реки, вода успокаивает…
Или – мы познакомились с Аней в институте. И вот в декабре 2004-го за какие-то покупки в магазине я получил два купона на участие в лотерее. Пока дело дошло до главных в розыгрыше призов, мы изрядно замерзли, и Аня тянула меня домой. Но дотерпели – до путевки в Париж! Полетели, конечно! К тому времени мы как раз прочли «Код да Винчи» Дэна Брауна, и весь Париж прошли буквально по следам бестселлера – Монмартр, церкви, Собор Парижской богоматери…
Ане потом подружки сказали: «Выходи за него, он – везучий!». Так, можно сказать, я и влился в известную в регионе династию хирургов Дыньковых. Хотя Аня стала Анисимовой.
В общем, к сорока годам – «полет нормальный»: карьера, семья, дети, квартира, река, собака… О чем и мечталось.
Сегодня – пара историй из его жизни и некоторые мысли по поводу любимой профессии.
Почему – медицина?
– Мой дед по маме – Сергей Евгеньевич Драчев – был инженером на «Красной Кузнице». Отечественную прошел авиатехником-механиком. «В бой идут одни старики» был его любимым фильмом. Он не рассказывал о войне, но подтверждал: самое тяжелое в профессии авиатехников – ждать.
Вообще, нам с дедом повезло: нас никогда не ругали за шалости. Мы же с братом могли, например, ему соль в чай вместо сахара подсыпать… Дедово отношение к родным, работе, к реке, катеру, к семейным праздникам… передалось и мне.
Мне было десять, когда деда не стало. Он уходил в больнице, где я работаю сейчас. В последние дни меня старались не пускать к нему, но я понимал все, что происходило вокруг. Не помню дословно, что в те дни дед говорил маме, своей дочери, но я чувствовал, как много значили его слова. Меня буквально переклинило потом на этом – «словом» и «лечить».
К концу школы после какой-то передачи о хирургах появилась мечта о кардиохирургии. Еще в садике бабушка – Валентина Николаевна (она работала в «Архангельскгражданпроекте» проектировщиком инженером-сантехником) – обучила меня макраме – узлы вязать. Ту же «Жозефину». Мы и валенки в свое время шили-штопали. И это странным (или логичным?) образом переросло в медицину. Хирурги ведь тоже шьют…
Сам я не решался попроситься в первую городскую, где в те годы были высокие требования к хирургии. И по совету зав. кафедрой топографической анатомии Владимира Африкановича Ярыгина начал набираться хирургического опыта в ветклинике при СГМУ. Потом напросился в хирургию МСЧ-58 в Северодвинске. Потом был опыт дежурств в больнице Семашко с Владимиром Евгеньевичем Оловянным. А с третьего курса я уже дежурил с врачами первой хирургии в первой городской. Приняли меня очень здорово. Две хирургии – первая и третья – дежурили через сутки. В отделении Александра Анатольевича Кузнецова я старался не пропускать ни одно дежурство. К шестому курсу оперировал аппендициты, делал ПХО ран, мне позволяли выполнять и лапаротомии… Вовсю готовил себя к абдоминальной хирургии.
Не кардио-, так сердечно-сосудистый
Осваиваемая абдоминальная хирургия не перекрыла Анисимову мечты о кардио-
хирургии. Тем более что в те годы больница – с Игорем Черновым, Алексеем Шонбиным и Виктором
Еремеевым – двигалась в ней семимильными шагами. В 2005-м отделение как раз разделилось на кардиохирургию и хирургию сосудов.
Дело, можно сказать, решил случай, и не в пользу кардиохирургии: сердечно-сосудистый хирург
Валерий Михайлович Гореньков позвал Анисимова на операцию по поводу острого тромбофлебита. «Пойдем, покажу, как это делают сосудистые хирурги».
– Мы, абдоминальные, тоже такие операции делали, но – с другим подходом и – соответственно – с другим качеством. У абдоминальных хирургов работа масштабная. У сосудистых – небольшая ранка: все сухо, аккуратно, ювелирно. Поначалу мне даже показалось – скучно, монотонно. А потом я в это влюбился, – признался Михаил Анисимов.
Дома он пробовал шить всеми нитками, что были у бабушки. Но работать с живыми сосудами – не то же самое, что с неживыми тканями. Да и сшиваются сосуды по особым методикам. Доктор, конечно, пытался мне это объяснить: «края собираются на расстоянии, потом нить смачивается и стягивается. Задняя часть сшита. Главная задача – минимизировать травматизацию сосудистой стенки…».
Я мало что поняла. Зато уяснила, чем кардиохирург отличается от сердечно-сосудистого. Кардио – работа конкретно с сердцем. Когда, например, оно болеет на фоне атеросклероза и требуется формирование новых кровеносных сосудов миокарда. Или когда нужно разобраться с клапанами. Или сделать то и другое. Решить проблемы с аневризмой сердца или болезнью дуги аорты.
– Мы же, – рассказал Михаил Григорьевич, – работаем на том, что дальше от сердца, на всех участках артерий и вен. Ноги, руки, забрюшинное пространство, артерии, которые снабжают головной мозг…
Один – не воин
– Медицинская профессия подходит не всем. Банально звучит, но надо любить человека. Иметь сострадание. Уметь отдавать работе больше, чем семье. Быть обязанным ей. Уметь работать в команде, коллектив – главное. Один в поле (хирургии) никакой не воин.
Ты должен быть уютен коллегам, уживаться с людьми с разными характерами. Не-друзья в жизни должны быть друзьями в операционной. Надо уметь слушать и не обижаться, когда кто-то в сердцах, если что-то пойдет не по плану во время операции, выбросит эмоции. Чтобы чего-то достичь в профессии, надо любить много работать.
«Сантехнические» работы
Если коротко, распространенные проблемы пациентов сердечно-сосудистого хирурга: на фоне атеросклероза в просвете артериального сосуда формируются холестериновые отложения. Со временем они закроют просвет. При тромбофлебите, флеботромбозе просвет венозного сосуда закрывает тромб. Оба варианта могут привести к трагедии.
Что делать, чтобы этого не произошло? Вовремя разбираться с диабетом. Следить за холестерином, за давлением. Избавиться от курения, сидячего образа жизни, похудеть. Единственное, на что мы повлиять не можем, – наследственность.
А не делать ничего – ситуация пойдет по плохому сценарию.
– Мы оперировали аорты, которые как каменные, фарфоровые. И не в каждом случае получается с ними справиться. Сосуд – это труба. Здоровый сосуд – мягкий, как резиновая трубочка. В больном один фрагмент мягкий, другой, с бляшкой, – каменный. Наша задача – убрать бляшку и оставить артерию здоровой. Грубо говоря, действуем как сантехники, только – микроинструментами.
Через руку – в ногу?!
Сосудистая хирургия, как и почти все направления медицины, развивается столь стремительно, что даже сравнивать ее с тем, что было 20-30 лет назад, смысла не имеет.
Но живы еще больные, которым обидно: их оперировали с большими травматичными доступами, а сейчас есть ангиорентгенхирургия. Врачи попадают в артерию руки через прокол, доходят до нужного участка, контрастируют артериальное дерево – и видят проблему изнутри. Туда потом можно зайти с помощью специального инструмента и локально вылечить.
Представьте: вошли в руку – вылечили ногу. А могут войти через ногу – и устранить проблему в сердце или в голове. А еще работа в команде ангиорентгенхирургов и сосудистых хирургов позволяет выполнять гибридные операции. То есть технологии и качество инструментов стали настолько другими, что Анисимов, например, чувствует себя сегодня скрипачом, играющем на скрипке Паганини.
А еще, как рассказал доктор, прелесть сосудистой хирургии в том, что она допускает некоторое творчество: например, можно с помощью вены создать новое артериальное русло в конечности, где остановился кровоток. Творчество – в умении моделировать, кроить, шить – создавать новое.
А еще в сердечно-сосудистой хирургии результат виден мгновенно. При тяжелой ишемии бледная, синюшная нога разительно отличается от второй, здоровой. Хирург убирает источник проблемы – и буквально на глазах в конечность возвращается жизнь.
Некрасиво пришьешь – некрасиво приживется
Идея трансплантации органов в первой городской родилась еще при Волосевич. Уже тогда было понимание: пациентов с заболеваниями почек на гемодиализе можно и нужно «отвязывать» от дорогущего оборудования.
Сразу несколько хирургов больницы в Центре имени Шумакова в Москве обучились сначала органному донорству, потом – собственно трансплантациям. Начинала больница с родственных пересадок почек. Пришла и к забору органов у «живого-мертвого пациента». Наступает момент, когда болезнь (инсульт, например) берет свое, фиксируется смерть мозга, и человек может стать донором сразу для нескольких людей. Две почки, печень, сердце… «В одной семье – горе, в других – возможность спасения».
– Трансплантологом может стать любой хирург, – уверен Михаил Григорьевич. – Но нам в помощь – работа с сосудами. В хирургии все должно быть красиво. Некрасиво пришьешь – некрасиво приживется. Сделаешь красиво – все органы подружатся друг с другом.
Анисимов работал почти на всех операциях по пересадке почек. Свою первую самостоятельную сделал в 2019-м. …Был обычный вечер с семьей. И вдруг – звонок из больницы: есть донор. Почка подходит одной из наших пациенток. Готов? Готов! Операция прошла успешно.
История-гордость
Семь лет назад позвонила приятельница хирурга: «Ты на работе? Нашего друга подстрелили…».
Рана оказалась сквозной, с выносом фрагмента кости (стреляли в упор). Кровопотеря – огромная.
– Кто-то думает: «друг-хирург – мне повезло». Мне же внутренняя история в таких случаях мешает. Условно: вчера сидели за кухонным столом, сегодня встречаемся на операционном. И вся надежда друга – на меня. А не на медицину в целом.
Старший дежурный хирург (ситуация-то экстраординарная) считал, что речь должна идти об ампутации. У меня в голове билось «нет!» Помогли анестезиологи. Одна их фраза – «работай спокойно» – сразу изменила эмоциональный настрой.
Я шел на операции первым этапом. Вопрос стоял не только о возможной потере конечности, но и жизни. Нужно было как-то восстановить кровоток, состыковать раздробленные кости. Характер травмы предполагал высокий риск инфицирования. Требовалось протезирование: взять фрагмент вены, перевернуть (кровоток в ней идет по-другому) и превратить вену в артерию.
Повезло, что у нашего раненого артерия оказалась немного извитой – его личная особенность. Вытянуть ее – и дефект можно восполнить. Артерию восстановили. Вену ушили. Ногу завели. Ожила!
Дальше травматолог наложил аппарат Илизарова, чтобы стабилизировать кости. А я решил все-таки разобраться с натяжением. И так-то рана была неудобной, а тут еще спицы стали мешать. Но было ощущение: не сделаю – все пойдет прахом. Распустил анастамоз. Выделил артерию подальше и смог сшить ее уже без натяжения.
Приятель наш долго ходил с конструкцией в ноге. Потом в военно-медицинской академии ему сделали еще одну операцию (кости не хотели расти навстречу друг другу). Там и узнал, что шансов сохранить ногу у него было много меньше, чем потерять ее.
Продал катер – попал на операцию
В 2017-м я решил расстаться с любимым катером, чтобы частично возместить средства на ипотеку. С Соловков приехал покупатель, где-то в промзоне за Краснофлотским мостом мы погрузили катер на судно.
Я торопился на работу и шел – весь в телефоне, пытаясь поймать связь, чтобы вызвать такси. Вдруг услышал грохот цепи об асфальт. На меня, скалясь, несся огромный кавказец. Я отступал спиной. И налетел на двухсотлитровую бочку, которую кто-то словно вскрыл топором.
В общем, пес – на меня, я – на бочку. Рваные ее края разрезали мне обе ладони. Меня увидели рабочие из ангара. Вызвали скорую. Хорошо, бочка обошла магистральные артерии. Я даже смог позвонить жене и в больницу.
Травматологи все грамотно сшили. Но месяц я не оперировал, полная чувствительность в руках восстанавливалась еще дольше. Я даже думал, придется с хирургией расстаться и прикидывал, где смогу быть полезным – на кафедре или вообще в другой профессии. Чувство было, что руки у меня детские, а голова – взрослая.
Париж как аргумент
– У меня так получается, что, стоит о чем-то подумать, и мысли материализуются. В художественной школе, например, нарисовал дом-мечту, и квартира – вот она: с видом на реку, близко к работе, просторная, о какой и мечталось. Я ведь соломбальский, всю жизнь у реки, вода успокаивает…
Или – мы познакомились с Аней в институте. И вот в декабре 2004-го за какие-то покупки в магазине я получил два купона на участие в лотерее. Пока дело дошло до главных в розыгрыше призов, мы изрядно замерзли, и Аня тянула меня домой. Но дотерпели – до путевки в Париж! Полетели, конечно! К тому времени мы как раз прочли «Код да Винчи» Дэна Брауна, и весь Париж прошли буквально по следам бестселлера – Монмартр, церкви, Собор Парижской богоматери…
Ане потом подружки сказали: «Выходи за него, он – везучий!». Так, можно сказать, я и влился в известную в регионе династию хирургов Дыньковых. Хотя Аня стала Анисимовой.