Андрей Невенкин: «Горы Афганистана стали последним, что видел в жизни»

15 февраля исполнится 35 лет со дня вывода советских войск из Афганистана. В той войне участвовало более 620 тысяч советских воинов. Некоторые отправлялись добровольцами с желанием исполнить интернациональный долг.

Афган был у каждого свой. Одни помнят, будто это было только вчера, марш-броски в горах и столкновения с душманами и даже немного ностальгируют по боевой юности. Другие с болью в сердце говорят о потере боевых товарищей и ранениях. Молодые парни возвращались из Афганистана седыми. Как бы то ни было, эта война полностью изменила их жизни.

Среди тех, кому пришлось заново учиться жить после Афгана, — архангелогородец Андрей Невенкин. Из-за контузии в 19 лет он потерял зрение. Несмотря на тяжелейшую травму, нашел в себе силы жить дальше. Сейчас Андрей Алексеевич счастливый дедушка двоих внуков, который с удовольствием делится с ними жизненной мудростью.

В преддверии памятной даты мы поговорили с ветераном Афганской войны о событиях 40-летней давности.

— Андрей Алексеевич, расскажите, пожалуйста, как вы оказались в Афганистане?

— Когда меня призвали в армию, то отправили служить в город Кушку в Туркменистане. Без учебки и карантина сразу же определили в ремонтно-восстановительный батальон. Так как я неплохо водил, то назначили водителем комбата, что было здорово для срочника-новобранца. Так служил до начала весны 1984 года, когда начали формировать новый полк в Афганистан.

Для понимания — из воинских частей приграничной зоны «выдергивали» срочников. В приоритете были те, кто осенью только поступил на службу. Комбат, конечно, не хотел меня отпускать, но пришлось.

— Не думали как-то избежать отправки в Афганистан?

— Даже не было такой мысли. Уже ведь дал присягу, значит, это воинский долг. Да и вариант «откосить» был только один — членовредительство. У нас в части был один солдат, который настолько боялся Афгана, что отрубил себе кисть руки. Его сразу и комиссовали.

Нас же снарядили боеприпасами и на новеньких БМП отправили в Афганистан. 4 марта 1984 года мы пересекли границу и единой колонной направились в Баграм. Там разбили палатки и ждали приказа.
В конце апреля началась общеармейская операция, и наш полк перебросили на Панджшер (Панджшерское ущелье — единственный маршрут для автомобильного транспорта из Кабула на север. — Прим. ред.).

Хоть уходил из части водителем, в Афгане дали в руки снайперскую винтовку. После проведения операции наш полк оставили в заброшенном кишлаке Руха. Он находился на небольшом плато, окруженный горами со всех сторон.

Те, кто был в пустынной части Афгана, рассказывают о палящем солнце. В Панджшере все было иначе. В горы брали с собой зимний бушлат, потому что с заходом солнца становилось очень холодно. Зимой и вовсе лежал снег — приходилось ходить в валенках.

Забытая мина

— И вы охраняли этот кишлак?

— Наша главная задача была — отрезать снабжение формирований противника. Когда проходили вражеские караваны, то открывали огонь и выдавливали их на десантников. Часто ходили в рейды в горы.

Сначала служба в Афгане казалась не такой и страшной. Но это было ровно до первого обстрела. Тогда поняли: это не та романтика, которую показывают в фильмах. За год из пятнадцати человек погибли пятеро. А потом и я подорвался на мине.

— Как это произошло?

— До нас в 1980 году в Панджшерском ущелье была операция. Оставляя позиции, наши заминировали территорию. Когда вернулись в 1984-м, саперы все разминировали. А одну мину пропустили. Мне не повезло — она сработала подо мной. Это было 30 апреля 1985 года.

Без памяти, контуженного, голова с рукой перемотаны бинтами, меня вывезли то ли в Кабул, то ли в Баграм. Оттуда самолетом в Ташкент, оказали медицинскую помощь и направили лечиться в Москву. В итоге оказалась повреждена кисть руки, полностью пропало зрение. Горы Афганистана стали последним, что я видел в жизни.

— Каково было вернуться домой?

— Приехал я в жуткой депрессии. Вся прежняя жизнь была перечеркнута. Здесь меня поддерживали родители, помогали привыкать к новым обстоятельствам. Практически сразу же приехали руководители общества слепых, рассказали про организацию и начали со мной работать.

От общества в 1986 году меня отправили в Волоколамскую школу для слепых. Там была специальная программа по восстановлению трудоспособности для тех, кто потерял зрение. Учили читать шрифт Брайля, печатать на машинке, строгать, пилить, варить и ориентироваться в пространстве. Учился делать привычные вещи заново.

Прошел курс, а мне в характеристике написали, что из-за контузии плохо ориентируюсь в пространстве и нуждаюсь в повторном обучении. Поэтому на следующий год меня снова отправили в Волоколамск, где я познакомился со своей будущей супругой Мариной.

Когда родился первый сын, устроился на предприятие — рубил из картона буквы. Дальше их расфасовывали по пакетам, они шли в воинские части для оформления красных уголков. Помните, раньше были модными шторы из деревянных бус? Их еще в дверных проемах вешали. Заготовки делали на заводе, а я уже на нитку насаживал и комплектовал.

Когда объявили, что Советский Союз выводит войска из Афганистана, очень радовался, что наши парни больше не будут погибать и становиться инвалидами…

Спасли жизнь и душу

— Вы потеряли зрение, но это вас не сломило. Что помогло начать жизнь с чистого листа?

— Знаете, есть много случаев, когда парни возвращались из Афгана здоровыми, но уже здесь гробили свои жизни, не сумев найти свое место в новых реалиях. Кто-то начинал пить и не мог остановиться. Другие уходили в криминал и либо погибали, либо попадали в тюрьмы. А были и те, кто «откосил» от службы в Афганистане, но тоже не дожил до сегодняшнего дня. Я считаю, что можно играть с судьбой в рулетку, но от нее не убежишь.

Я же решил продолжать жить. В этом мне помогли родные, а также общество слепых и общественная организация «Долг». Если бы не они, то неизвестно, что было бы со мной. А так — женился, появился ребенок, и я понял, что главное счастье — это семья. Она дает силы жить.

Очень большую помощь мне и моей семье оказал Александр Лелетко — руководитель организации «Долг», которая занимается помощью афганцам. Абсолютно незнакомый мне человек помог получить от государства квартиру. Вначале дали на левом берегу, где жили с родителями и братом. Когда появилась семья, то мне помогли получить квартиру в центре Архангельска. И даже приобрели мебель, технику, сделали ремонт. Встречали новоселье все вместе. За это им бесконечно благодарен.

P. S. Общение с Андреем Невенкиным оставило смешанные чувства: ужас от понимания того, что 19-летний парень навсегда остался без зрения. Сложно представить, с какими мыслями он жил в первые месяцы после травмы, осознавая, что никогда больше не увидит лиц родителей, родного города, да и просто солнечного света.

В воздухе витал немой вопрос: а стоило ли оно того? Но что более важно — Андрей Невенкин не выглядит жертвой. Это очень жизнерадостный мужчина, который, не стесняясь, шутит над своим недугом. Его сила воли и желание жить намного сильнее, чем обстоятельства, в которых он оказался. И это вызывает восхищение.

Немаловажно и то, что рядом оказались люди, готовые подставить плечо, поддержать. Общественники из организации «Долг» во главе с Александром Лелетко сделали все возможное и невозможное, чтобы помочь Андрею Невенкину решить жилищный вопрос. Они никогда ранее не были знакомы, но Афган сделал этих людей боевыми товарищами, которые не бросают своих ни в бою, ни на гражданке. Война закончилась 35 лет назад, а крепкая дружба между ними продолжается по сей день.

От автора

Меня очень удивило, насколько мы похожи с Андреем Невенкиным в юных годах. Мой отец также работает в порту, а мама — медсестрой в больнице. Мы окончили одно и то же техническое училище. Когда мне было 19 лет, после срочной службы я хотел подписать контракт, чтобы отправиться в погранвойска в Чечню или Ингушетию. Даже начал собирать документы и уже готовился проходить медкомиссию. Родители ничего не знали об этом.

Но волею случая познакомился с ветераном-афганцем. Это было странное уличное знакомство, и началось оно с конфликта, детали которого я опущу. В общем, мы разговорились, я поделился с новым знакомым своими планами отправиться в Чечню, а он вдруг начал рассказывать о том, как служил в Кандагаре, как видел смерть товарищей. Он, огромный мужчина, больше похожий на гору, чем на человека, рыдал. Говорил, что беспробудно пьет, потому что до сих пор просыпается посреди ночи от кошмаров, звуков выстрелов и взрывов. И лишь алкоголь немного притупляет эти сны… Стоит ли говорить, что та встреча изменила мои планы?

История Невенкина потрясла меня тем, что я был точно таким же парнем. И вполне вероятно, что мог разделить его судьбу. Ведь он получил ранение даже не в результате обстрела или столкновения с моджахедами, а на забытой противопехотной мине…