Внучатая племянница Папанина Анна Романенко рассказала, каким был ее дядя Ваня

Коренной южанин, ставший прирожденным северянином, — Иван Папанин родился и вырос в Севастополе, но всю жизнь посвятил суровому краю.

Легендарный полярник, контр-адмирал, дважды Герой Советского Союза, руководитель первой в мире дрейфующей станции «Северный полюс», начальник Главсевморпути, а еще — почетный гражданин Архангельска. В годы войны Иван Папанин работал в столице Русского Севера, осуществляя прием и переправку на фронт военных грузов, которые доставлялись в СССР из США и Великобритании.

Мало кому известна еще одна страница его биографии: два десятка лет Иван Дмитриевич руководил биологической станцией в поселке Борок Ярославской области (сейчас это Институт биологии внутренних вод Академии наук). Сегодня в доме, где жил полярник, создан музей, возглавляет который внучатая племянница Ивана Папанина Анна Романенко.

Анна Витальевна приехала в Архангельск на открытие выставки в визит-центре нацпарка «Русская Арктика», посвященной 130-летию ее знаменитого родственника. Перед началом торжественной части мы расспросили гостью о ярославском этапе жизни Папанина и, конечно, узнали, каким она помнит своего дядю Ваню.

ХОЗЯИН БОРКА

— Анна Витальевна, расскажите, как известный полярник, дважды Герой Советского Союза попал в ярославскую глубинку?

— Все просто. К 1951 году он уже возглавлял отдел морских экспедиционных работ в Президиуме Академии наук СССР. Петр Петрович Ширшов, полярник, папанинец, пригласил его в 1948 году в только что образованный Институт океанологии в Москве своим помощником, замом. Иван Дмитриевич стал строить научно-исследовательский флот.

У нас в Ярославской области было поместье Щепочкиных, которое досталось от отца Николаю Александровичу Морозову, известному ученому-энциклопедисту и народовольцу. Часть своей усадьбы он отдал Академии наук под биостанцию, организованную, чтобы изучать Рыбинское водохранилище.

В глубинке никто из ученых работать не хотел. А изучать Рыбинское водохранилище надо было. И в Академии наук решили отправить в Борок Ивана Дмитриевича, чтобы он оценил состояние этой биологической станции, а впоследствии назначили ее директором. В своей книге «Лед и пламень» он вспоминал: «Думал, что два года поработаю — построю жилые дома, лаборатории, флотом обеспечу, найду специалистов — и уйду. А в итоге остался на 20 лет — с 1952 по 1972 год».

Станция была полуразрушена. Она располагалась в деревянных усадебных строениях, возведенных еще в середине XIX века. По сути, до приезда Папанина там не было ничего. Иван Дмитриевич проложил два канала, которые выходили в Рыбинское водохранилище: по одному баржи доставляли строительный материал, по другому — мазут для котельной. Были построены жилые дома, водопровод, канализация, централизованное отопление, корпуса лаборатории, флот для изучения водохранилища.

А еще он обеспечил работой местное население. Сами понимаете: начало 1950-х, колхозники не имеют паспортов, выехать никуда не могут, а здесь на строительстве требовались руки. И молодые люди из деревень от тяжелой полуголодной крестьянской жизни с радостью кинулись в Борок. Они сразу получали паспорта, трудовые книжки, со временем — жилье. И все это пробивал Иван Дмитриевич.

Тем не менее на него постоянно писали жалобы. Председатели колхозов были недовольны, что переманивает кадры. Другие кляузничали, что Папанин якобы дворцы здесь строит и собирает вокруг себя неблагонадежных элементов — ведь он привез в Борок из ссылок многих ученых, которым было запрещено после лагерей возвращаться в Москву и Ленинград.

Вообще, благодаря Ивану Дмитриевичу Борок жил как некий оазис. У нас было все: детский сад, школа, больница, которая, к сожалению, недавно закрылась. Люди до сих пор говорят: нам не хватает такого хозяина, как Папанин, он был защитой, каменной стеной для нас.

ЧЕЛОВЕК ИЗ НАРОДА

— Каким Иван Дмитриевич остался в воспоминаниях местных жителей?

— Он был человеком очень требовательным. Сам работал с 12 лет и цену трудовой копейке знал. Поэтому спрашивал с людей. Терпеть не мог лентяев, пьяниц. Но был справедлив. Моя мама вспоминала, что, как только приезжал Иван Дмитриевич, к нему тянулись очереди просителей — кому лекарство надо достать, кого на работу взять. И он никому не отказывал.

Уважал людей, а перед учеными — преклонялся. Но считал, что люди науки в бытовом плане неприспособлены, поэтому старался создать для них лучшие условия. Его главный принцип — чтобы наука не страдала. При этом он и с академиками дружил, и с простыми людьми.

В Борке сохранились такие истории. Как-то Иван Дмитриевич увидел, что у женщины — молодой строительницы — нет передних зубов. Говорит: что же ты, такая симпатичная — и с такой улыбкой? Она застеснялась — мол, денег нет… А он достал из кармана купюры и вручил ей, чтобы сделала себе зубы, сказал только, чтобы мужу не рассказывала, дабы приступа ревности не вызвать.

В другой раз восхитился игрой молодого строителя на гармошке, но узнал, что своего инструмента у парня нет. И в следующий свой приезд Папанин привез ему гармонь. Тот человек всю жизнь ее хранил, а теперь это экспонат нашего музея. То есть Иван Дмитриевич подмечал детали, не оставался равнодушным.

И еще был очень веселым, подвижным, как ртуть, с юмором и своим оптимизмом заряжал окружающих. Люди вспоминали, что, когда он приезжал в Борок, все были на подъеме. При нем начинали улыбаться, шутить…

Открытый, демократичный, человек из народа — таким его запомнили.

НЕ ГНАЛСЯ ЗА РОСКОШЬЮ

— Вы сказали, что Иван Дмитриевич старался создать условия для ученых. А как был устроен его быт в Борке?

— Он не жил здесь постоянно — не бросал отдел морских и экспедиционных работ в Москве, а в Борок приезжал регулярно на несколько дней — решал все проблемы, договаривался, закручивал гайки. И создал команду, которая с ним постоянно была на связи.

А когда приезжал — жил в щитовом домике, наскоро собранном в 1952 году. Самая простая мебель, маленькая кухонька.

Он вообще никогда не гнался за роскошью. Мы с мамой бывали у него в гостях на Арбате. Все ценное — это в основном подарки: картины, вазы.

В книге «Лед и пламень» Папанин вспоминает историю о моряках, которые занимались конфискацией имущества у богатых и были пойманы на воровстве: когда они реквизировали золото, бриллианты, какие-то вещички утаивали для себя. Их приговорили к расстрелу. Иван Дмитриевич побежал морячков защищать, просил дать им шанс. Но шанса не дали… С тех пор ни моя бабушка, его сестра, ни сам Иван Дмитриевич этот металл не любили.

У него не было накопительства, и после его смерти остались только казенная дача в Болшево (сейчас это город Королев), несколько тысяч рублей за неотгулянные отпуска, которые получила его жена, что-то было на книжке…

«НАЗЫВАЛ МЕНЯ КОЗОЧКОЙ»

— Самое интересное — ваши личные воспоминания об Иване Дмитриевиче. Поделитесь ими с нашими читателями.

— 1979 год — ему было уже 85 лет, мы приехали к нему на дачу в Болшево из Крыма: мои бабушка, мама, тетя, двоюродные сестры. Еще через полгода снова у него гостили.

Помню, что он, как и бабушка, постоянно заставлял меня есть — они все прошли голод и поэтому все время старались накормить своих детей и внуков. И называл меня козочкой — я в то время еще пятиклассницей была.

В последний раз мы виделись на Арбате — примерно в 1983 году. Мы с мамой ехали на юг и остановились у него переночевать. Помню, как вместе ужинали и он меня весь вечер смешил. Знать бы мне тогда, какого масштаба его личность, — каждое слово бы записала. Но у нас в семье не велось разговоров о том, что он великий. Просто дядя Ваня…

— Правда, что Иван Дмитриевич очень любил детей?

— Да. К сожалению, так сложилась судьба, что своих детей у него не было. И он даже предлагал моей бабушке — у нее было пятеро — оставить то одну дочку, то вторую, когда они приезжали в гости. Обещал любить, воспитывать, дать образование.

МУЗЕЙНЫЙ ДОМИК

— Расскажите немного о музее в Борке? Есть какие-то уникальные экспонаты?

— После смерти Ивана Дмитриевича Институту биологии внутренних вод Академии наук было присвоено его имя, а общественность и ученые выступили с предложением оставить домик, где жил Папанин, в качестве музея.

Хранительницей музея раньше была моя мама. Ее не стало в прошлом году, но она мечтала, чтобы я переняла эту эстафету. Основная моя занятость — в институте, я работаю в лаборатории микробиологии. И по совместительству — в музее.

У нас сохранилась обстановка, которая была при Папанине, — мебель, посуда, ковры, портреты, подарки… Домик небольшой — гостиная, где он принимал людей, и кабинет-спальня — чернильный набор, который мы передали для экспозиции в Архангельске, стоял как раз там. Самое дорогое для меня — это его личные вещи, в том числе китель и фуражка, которые тоже сейчас в вашем городе. Его унты, очки, кошелек. И два адреса — с Земли Франца-Иосифа от 1933 года, а также с мыса Челюскин — по всей видимости, его поздравляли с 40-летием.

Гостям мы рассказываем о становлении института, о том, как он развивался при Иване Дмитриевиче. Потому что это было его детище, его гордость! К нам в поселок он привозил разных академиков и даже космонавтов. Многие влюблялись в это место, покупали здесь дома, дачи — у нас очень красиво, природа среднерусской полосы, прекрасные охота и рыбалка.

С СЕВЕРОМ — СЕРДЦЕМ

— А в том, что Иван Дмитриевич работал в Архангельске во время войны, есть исторический флер для вас? И какое у вас осталось впечатление от нашего города?

— В Архангельске я уже бывала — с Институтом океанологии мы ходили в экспедиции на «Академике Мстиславе Келдыше», в этом году — с «Плавучим университетом» на «Профессоре Молчанове».

Мне очень нравится ваш город: набережная, сама Северная Двина — она потрясает своими масштабами, поразил железнодорожный мост, часть которого поднимается, пропуская корабли. Я вообще испытываю перед морскими городами пиетет — может, это голос крови говорит.

Архангельск — красивый город, и люди здесь замечательные. Не зря говорят, что Север притягивает. Иван Дмитриевич этот суровый край очень любил. И в своей книге признавался, что из коренного южанина превратился в прирожденного северянина.

Мне приятно, что дядя Ваня — почетный гражданин Архангельска. В соцсетях я подписана на группу нацпарка «Русская Арктика» и хочу сказать, что в восторге от людей, которые прославляют имя Ивана Дмитриевича. Меня часто спрашивают, есть ли еще где-то музей Ивана Папанина, и я всем рассказываю про Архангельск. В институте все очень рады, что у нас завязались такие дружеские связи с вашим городом.